Осколки, царапнувшие нашу душу, заставляют посмотреть на мир и на себя по иному. Исчезает прежняя самоуверенность, а вместо нее приходит сомнение. Нам дается попытка выйти за рамки положенного и пристойного, того, что мы считали важным. Можно было бы плюнуть на всю пафосную серьезность, забыть штампы, выкинутъ из головы долг и обязанность, а потом прыгнуть со скалы в чистую воду, а вынурнуть другим. Мы должны быть важны для себя, только для себя. Самопожертвование еще никогда не доводило до добра. Ты можешь быть радостью для другого, только если ты для себя радость. 

Моя слежка за собой превращается в паранойю. Я не могу адекватно оценить те или иные слова или поступки, а потому превращаю их в клинику. Я записываю в свою историю болезни все, что мне кажется странным. Я боюсь любых проявлений агрессии или злости даже внутри. Проблема в том, что при любой симптоматике я сразу начинаю пить успокаивающее. Я не верю себе. Я боюсь не справиться с собой, точнее, я уверена, что не справлюсь с собой. Единственным надежным средством мне кажутся таблетки. 

Я, как танк, цепляюсь за какую-то идею, пытаясь додумать ее до абсурда, но я занята. Думать, как и писать я могу короткими периодами, потом теряю концентрацию. Пишу несколько ключевых слов, потом теряю ряд, перепрыгиваю на другую идею, но не получается. Я хочу, мне нужно хоть немного выплеснуть мои кошмары, мысли, эмоции. но писать могу в несколько заходов. Сначала ключевые слова, через несколько часов дописываю еще несколько слов, потом еще. Только через несколько дней идея получается понятной для всех, а не только для меня. Но мысль не отпускает, она долбится как птенец внутри скорлупы, пытается выбраться. Мне не хватает структуры в мышлении как раньше, чтобы найти правильные слова, чтобы написать и выразить именно то, что я хочу и не потеряться в лавине каких-то других обрывков , которые не отпускают меня годами, от которых я устала. Я хочу подумать о чем-то другом.

Меня как будто ест что-то изнутри. Я хочу переставить горшок с цветком, например, и тогда даже предметом моих слуховых галлюцинаций становится горшок. Причем я прогнозирую худший сценарий - я думаю исключительно о том, почему это неосуществимо. Через несколько дней, совершенно измученная бессоницей и галлюцинациями, я понимаю, что горшок не надо переставлять. Но я не могу думать ни о чем другом. Я пытаюсь зацепиться за вечные ценности, перестать терзать себя глупостями, но мелкие колючки цепляются ко мне, застилают мне мир. Я больше не вижу целую картинку. Мир как будто разрезан на мелкие пазлы, которые я не могу собрать. Пазлы просто больше не подходят друг другу. 

У ребенка смешались в голове все изучаемые языки. Она рассказывала о школьных делах и, описывая один из экзаменов, дословно перевела с французского "устный", назвав его оральным. Причем добавила, что сдавала его двум мужчинам экзаменаторам. Было смешно и грустно. А будильник она ставит на 8.05, а не на восемь часов, потому что так более "тревожно". 

В случае психического заболевания всегда остается некая доля ответственности на пациенте. Такие диагнозы не могут существовать в отрыве от личности, как опухоль или химические изменения крови. Я постоянно анализирую прошлое, пытаясь понять как я дошла до жизни такой. Фраза о понимание проблемы, которая решает ее наполовину, меня просто эмоционально ломает. Если ты знаешь, что у тебя рак, как это может помочь тебе выздороветь? Я даже понимаю откуда и почему, но я не могу изменить свою наследственность, свое прошлое. Единственное, что я могу - попытаться не загнать в ту же ловушку своего ребенка, хотя тут мои возможности тоже ограничены. Я могу водить ее к психологу, когда тревожусь, это опять таки попытка решить проблему. Научиться предотвращать сложности, то есть стелить солому в нужном месте,  я еще не научилась. 

Я не умею вовремя тормозить и расслабляться. Просто засекаю по часам - читаю полчаса, йогу делаю пятнадцать минут, вожусь в саду не больше 10 минут. Периодически срываюсь, пытаюсь выпить всю воду из колодца до дна, а потом расплачиваюсь. Я знаю, что расплачиваться нужно, поэтому спокойно отношусь к этому, но ухудшение ударяет не только по мне. Я не люблю, когда за мои ошибки платят другие. Создать грамотное расписание и придерживаться его - пока нерешимая для меня задача. Я увлекаюсь, пока мои пробки в очередной раз не вылетают. Я не понимаю, как можно наслаждаться или грустить по часам. Наверное, я вношу слишком много эмоций в каждое занятие. 

Наконец-то дошла до психолога. Два дня собирала в сосуд, который создала внутри себя, спокойствие, мысли о рутинности визита, преставляла психолога в виде хорошей знакомой. Даже резко двигаться боялась - до такой степени вошла в роль. Боялась, что опрокину и вылью. Мы договорились о сокращении визитов на некоторое времени и встречах с семейным терапевтом. Они зацепились за наши с мужем отношения и решили, что это они могут исправить.