Несколько дней назад голландский суд приговорил иранского соискателя статуса беженца к 12 годам тюрьмы. Около года назад молодой иранец понял, что статуса ему не дадут, и решил препринять меры. Он вскипятил подсолнечное масло и вылил его на двух сотрудниц центра беженцев - одной 35 лет, а другой 55. Женщины получили тяжелые ожоги.
Я не пишу отзывов на книги и фильмы, потому что, мне кажется, личное восприятие настолько интимный момент, что его трудно разделить с другими людьми, но вот не люблю халтуры в сфере жанра, который мне близок. Автофикш стал популярен с ростом блогов, но автофикш - это не блог. Написать собственный опыт языком, который заинтересует, не так легко. Я думаю, что чем больше историй и книг в нашей вселенной, тем лучше. Хорошо написанных, плохо написанных, странных и жутких, добрых и сказочных, но, черт побери, давайте называть вещи своими именами.
В глазах бегают буквы с новостных лент и глаза выцапают словосочетание “гаагский суд” , которое обладает магической силой высшей справедливости для тех, кто не попадает под человеческий суд. Моя дочь училась в школе неподалеку от здания Международного трибунала, а еще там на улице Анны Павловны торгует наш любимый русский магазин. Моими любимыми часами были прогулки по гаагским музеям в одиночестве, но Гаага богата коллекцией судебных инстанций.
Мое внимание привлекла заметка в Нидерландской газете о пожаре в доме, где живут беженцы с Украины, а потом об убийце почтальона, которого приговорили к восьми годам тюрьмы. Почтальон был недостаточно вежлив и его забили до смерти. Выпуск дальше состоял из практических советов по экономии тепла и проблем экологии. Даже не событий, а пелена из описаний и пустого словотворчества.
Каждое дерево Национального монумента M-H17, расположенного недалеко от аэропорта, посажено родственниками в память жертв катастрофы рейса MH-17. Я разглядываю фото и вижу на одной яблоне фотография пропавшего без вести парня. На карточке его имя, возраст, национальность. На три дерева дальше по аллее на - семья. Живые памятники ушедших, но оставшихся в памяти тех, кто их любит.
Дочь покосилась на мои спортивные штаны. Тетка в зеркале заставляет меня ненавидеть себя. Вздернутое вверх лицо: скулы, виски, брови. Все в пастельных мягких тонах - волосы, глаза, ресницы. Как будто лицо протерли растворителем. В плохо расчесанных волосах просвечивают проплешины, а в глазах расползлась красная паутина. Начинать свой день с зеркала оказалось плохой идеей.
Ребенок не выдержал:
Мы не живем под бомбами, потому что еще двадцать пять лет назад решили, что мы не хотим жить в России. Но ощущение стабильности и безопасности исчезло. Глава России стоит первым в очереди на трубунал, на который он не попадет, только если заочно. Мы просто оказались разменной монетой в переделе мира, как и Украина. Я не верю никому, потому что позиция обязывает защищать, вот защитники сидят в социальных сетях и забрасывают друг друга из за окопов. Остальные думают и решают для себя во что верить, но точка рения человечества им не интересна. Я принадлежу к последним.
Я попыталась преставить себя в подвале на полу, сьежившуюся, голодную и испуганную, а рядом люди, а рядом дети, а над головой что то взрывается. В мою душь залез червь, который не хочет вылезать, и пытается съесть меня без остатка, вылпевывая в меня слюни паники и ужаса. Где я? Что я? Хочется собрать мужа и дочь на кровати, обняться и уже никуда не отпускать.
Я прекрасно помню весну 98 го. Мы разъехались с родителями и начали самостоятельную жизнь на хорошую зарплату мужа, которую не платили. Дочери не было еще и года, так что мы понемного перехватывали деньги, чтобы купить молоко, кашку и телятину ребенку. Мы отчаянно до сих пор ненавидим тушеные овощи без масла, которые добывались с собственного огорода и хранились в подвале. Мы тогда оказались в изоляции выживания. Мы отключили все функции общения или желания и были спаяны чувством команды, которой надо было бы свести игру в ничью.
Многие годы меня мучает один кошмар по ночам. Когда он приходит, то я замираю от страха не в состоянии дышать и двигаться: я лежу на полу, мои ноги кем то крепко схвачены так, что я не могу шевельнуться, руки тоже и меня насилуют, а в это время мой сладкий любимый шоколадный лабрадор облизывает мне лицо. Я думаю, что мы сейчас все в подобной ситуации. Нас насилуют в той или иной степени, а добрые дядечки из разных стран рассказывают нам почему нельзя обижать мирных русских, а украинцы нам сестры, но дальние, однако процесс от этого не становиться приятнее.
