NRC поместил сегодня интервью с русскими женщинами, живущими в Голландии. Помещаю без комментариев, так что извините за качество текста.

Стыд, недоверие и недоумение у русских голландцев: «Это Россия, которую я не знаю»

Русские в Нидерландах. Русские голландцы обеспокоены ситуацией на Украине и в Россией – и тем, что происходит в Нидерландах. «Как будто снова все рушится».

Freek Schravesande

Она уже слышала от знакомого, владельца ресторана, что он убрал из меню русское яйцо. Сваренный вкрутую, с картофелем и майонезом, подается на листе салата. А ее дочь, теперь уже сама мать, рассказала, что получила письмо из школы, в котором говорилось, что если ее дети пяти и семи лет, родившиеся в Нидерландах, получат замечания из-за своей русской фамилии, они могут обратиться в школьный совет. . . . «Благие намерения, — говорит Алена Овсянникова-Вогд. "

Она опасается, что невежество может превратиться в непонимание или, что еще хуже, в ненависть.

На этой неделе ее опасения еще раз подтвердились. Сначала со срывом церковной службы, где она является хормейстером. В минувшее воскресенье, когда неизвестный мужчина в Русской православной церкви на амстердамской улице Лейнбаансграхт вдруг закричал: «Я тебя убью». Затем было разбито окно, а во вторник на заборе была нарисована буква «Z» — новый знак российских вооруженных сил.

И почему в конце концов? За то, что церковь Алены собирает гуманитарную помощь для Украины и - пока единственный русский православный приход в Нидерландах - открыто дистанцировалась от вторжения? Или потому, что кто-то просто прочитал слово «русский» и ассоциирует церковь с русским государством? «Мы не знаем, — говорит Алена Овсянникова-Вогд. «Я не думаю, что этот человек хорошо осведомлен о том, кто мы и чем занимаемся. Вот что делает его таким угрожающим».

Не поймите неправильно этих русских голландок, с которыми разговаривал журналист NRC, их всего пять. Они в первую очередь беспокоятся о гражданах Украины. Друзья, родственники. Потому что границы между двумя странами еще нет. Мать Алены сама из Одессы, Украина. Ее мать выросла там в то время, когда город был многонациональным и никто никогда не слышал ни слова «Украина» или «Россия». А Наталья Дидье-Константинова, организатор культурных поездок, всю неделю была занята спасением тетушки из Харькова от бомбежек. «Она даже не осмеливается зайти в подвал, настолько она парализована страхом. Теперь она с радостью едет на автобусе в Варшаву». Певица Анна Азерникова протестовала против вторжения площади Дам и пытается помочь украинскому другу с жильем.

Нон-стоп с телефоном в руке.

Они все расстроены. Азерникова две недели не спела ни слова. Первые несколько дней у нее еще была «детская надежда», что все это кошмар. Например, когда вы только что проснулись и еще несколько секунд не понимаете, что происходит вокруг вас. «Пока я снова не поняла… война». Генна Сосонко, гроссмейстер по шахматам, в эти дни не может держать ноутбук закрытым. Когда она просыпается ночью, она говорит себе: нет, не смотри, что происходит. Дидье-Константинова уже две недели безостановочно ходит с телефоном в руке. Люди просят помощи, совета. Куда мне идти? Кого я беру с собой? Но также: кого я оставляю? «Я никогда не думала, что мне придется вести эти разговоры».

И все они тоже переживают за свою Родину. Они слышат, как друзья и родственники с каждым днем ​​разговаривают по телефону все больше и больше. Многие русские больше не осмеливаются отправлять текстовые сообщения или отправляют только поверхностные сообщения, опасаясь, что люди прочитают их. Некоторые хотят бежать. Но как? — спрашивает Азерникова. «У них нет денег, их кредитные карты не работают. А кто еще захочет их принять?»

В Нидерландах никогда не было сплоченной русской общины. Были предприняты попытки. Культурный центр, кафе, русский ресторан. Но любая инициатива прекратила свое существование. «Часто говоря, — говорит Алена Воогд-Овсянникова. «Я думаю, потому что мы все такие разные. На заднем плане политика, поколение, воспитание. Россия тоже такая большая страна». Однако есть несколько русских школ, где дети, например, экспатов получают языковое и культурное образование в выходные дни. А в Нидерландах есть несколько русских православных приходов, где до сих пор звучат традиционные славянские песнопения и отсутствуют скамейки в церковном здании — ты не сидишь перед Богом, ты стоишь.

Церковь Алены Овсянниковой-Вогд была основана ее отцом в 1976 году и насчитывает двадцать национальностей. Русский, украинский, эритрейский. «Во-первых, мы христиане, только потом национальность». То, что ее приход высказался против войны, а значит, и против позиции патриарха, — «огромный шаг», но понимаемое, если знать, что ее отец никогда не хотел получать финансовую или политическую поддержку из Москвы. «В России тоже есть приходы, которые выступают против вторжения. Там такой шаг гораздо смелее».

И именно эту чувствительность, говорят русские голландцы, многие европейцы, похоже, недостаточно понимают. Они недоумевают, почему так мало россиян выходят на улицы. И почему за Путина большинство?

«Наивно, — говорит Генна Сосонко. «Вы действительно считаете, что если россиянин говорит об этом с опросным агентством, то он говорит правду? Он считает такой телефонный звонок опасным для жизни». Сама Сосонко, бежавшая в Нидерланды пятьдесят лет назад во времена «железного занавеса», отправляла своей семье письма, которые контролировались государством. Она пронумеровала их и обнаружила, что иногда одного не хватает. «Никогда не получала».

Русские голландцы, которые говорили с NRC, почти не знают русских, которые высказываются за вторжение. А если и будут, как, например, в группе WhatsApp, которую покинула Воогд-Овсянникова, то, по их мнению, следует считать это результатом многолетней пропаганды. «Не стоит недооценивать то, что может сделать с вами пропаганда, — говорит Сосонко. «В такой огромной стране, со всеми этими деревнями без интернета, только российское телевидение 24 часа в сутки. Тогда вы автоматически начинаете думать: мир против нас».

Стыд — это чувство, преобладающее у некоторых русских голландцев. Но также недоверие, недоумение. Что случилось со страной, которую они когда-то покинули – ради политики, любви, экономики – но которую до сих пор любят? Ольга Бондарь, переехавшая 35 лет назад из Санкт-Петербурга, «города дворцов», в деревню недалеко от Зволле: «Это не та страна, где я училась в школе о важности мира, об ужасах Второй мировой войны. Сегодняшняя Россия — это Россия, которую я не знаю».

«Все можно решить диалогом. Это то, что всегда слышало мое поколение — я родилась в 1964 году», — говорит Наталья Дидье-Константинова. «Именно поэтому это так глубоко потрясло меня».

Культурный бойкот

Гласность (открытость) и перестройка (реформы) были лозунгами конца 1980-х годов. Анна Азерникова, в то время учась в Московской консерватории, вспоминает, что у нее вдруг появилась возможность смотреть фильмы, которые всегда были под запретом. И что в январе 1990 года она простояла в очереди три часа на открытие первого «Макдоналдса». — Мы так много слышали об этом.

А теперь услышать, что McDonald's закрывает свои двери, как Apple, Samsung и все те другие компании, банки и учреждения, которые сформировали современную Россию, «больно». «Как будто опять все рушится, — говорит Воогд-Овсянникова. «Как карточный домик».

Они также обеспокоены культурным бойкотом. Харлемский фестиваль Чайковского, который был отменен. Эрмитаж в Амстердаме, который разрывает связи с Санкт-Петербургом. «Какое отношение Пушкин к Путину?» — говорит Ольга Бондарь. Такой бойкот контрпродуктивен. «Если вы не знаете культуры друг друга, как вы можете понять друг друга?» «Культура, — говорит Азерникова, — это мост для погружения в другое».

Больше всего Алена Овсянникова-Вогд боится невежества. «Потому что тогда люди начнут смотреть друг на друга криво, как это случилось во время Второй мировой войны. И вы уже видите, что это происходит снова, это страшно». По совету полиции ее церковь впервые в истории останется закрытой на неделю. «Я не знаю, что теперь делать, — говорит она. «Возложить цветы, пожалуй. Цветы у ворот».